– Ах, ты не понимаешь! – сказала леди Брум. – Я занималась этим только потому, что, когда мне пришлось расстаться со всем, что я любила, я поняла, что, если я не найду себе хоть какое-нибудь занятие, я затоскую до смерти! Ты помнишь, наверное, что я была совсем еще молодой, когда мне сказали, что я должна привезти сэра Тимоти сюда, и не просто с визитом, а на всю оставшуюся жизнь. Это был жестокий удар. Я постепенно привыкла, но вначале я ненавидела деревню. Твой отец, возможно, говорил тебе, что я была весьма честолюбива, но главная моя амбиция состояла не в том, чтобы выйти замуж за герцога, а в том, чтобы вырваться из невыносимой тоски родного дома! Мой отец – твой дед, дитя мое, – был весьма далек от общества. Правду сказать, он был исключительно неприятный человек и держал в страхе мою несчастную мать. Если бы не его сестра, я бы очень скоро обнаружила себя замужем за каким-нибудь мелкопоместным сквайром, не успев даже одним глазом взглянуть на Лондон! Тетушка предложила взять меня к себе и вывозить в свет в течение одного сезона. Она была замужем за знатным и богатым человеком и вращалась в самых высоких кругах. Она выдала своих дочерей замуж за состоятельных и значительных особ и говорила, что устроит и для меня то же самое. Но она забыла об одном – что я была бесприданница!
Кейт заморгала глазами:
– Но как же, мэм… ведь, когда дедушка вычеркнул моего отца из завещания, вы же остались единственной наследницей!
– Осталась, да что из того! Он никогда не был богат и притом неудачно играл на бирже. Я считала его невероятным скрягой, пока матушка не объяснила мне, в чем дело. Но речь о другом, а упомянула я об этом только для того, чтобы тебе стало ясно, почему я вышла замуж за сэра Тимоти. У меня было много поклонников, но предложения я получала только от тех, к которым относилась недостаточно хорошо, чтобы выйти за них замуж. Тетушка говорила, что я слишком хороша для лондонского общества, и я знала, что она уже не пригласит меня провести еще один сезон на Маунт-стрит. Она и в самом деле вскоре сказала, что если я и впредь намерена разбрасываться удачными партиями, то она умывает руки. А я прекрасно понимала, что если я вернусь в конце сезона домой, то никогда больше не увижу Лондона. Я была в таком отчаянии, скажу я тебе, что готова была выйти за любого претендента, который предоставит мне положение в обществе и средства, чтобы жить соответственно этому положению! И тут сэр Тимоти предложил мне руку и сердце, и мы с ним обручились. – Миледи заметила, что ее рассказ не вызывает желаемого отклика, и сжала руку Кейт, говоря с легкой улыбкой: – Ты, наверное, считаешь, что я была весьма расчетлива? Жаль, что ты не видела сэра Тимоти двадцать лет назад: это был один из самых обаятельных мужчин, каких только можно себе представить! И красив в придачу! Он влюбился в меня с первого взгляда. Это было в Опере. Он зашел в ложу моей тетушки и попросил, чтобы его мне представили.
– А вы, мэм? Вы тоже влюбились?
– Нет, нет! Он мне очень понравился, но у меня и в мыслях не было, что он сделает мне предложение. Он был на двадцать лет старше меня, как тебе известно, и казался мне стариком. Однако я его очень уважала и с благодарностью приняла его предложение. Тетушка сказала мне, что неприлично выказывать такую откровенную радость на помолвке, но сэр Тимоти так не думал: он был счастлив моей радости, потому что боялся, что окажется слишком стар, чтобы сделать меня счастливой. Семейство Брумов считало, что я вскружила ему голову. Его сестра Мария – весьма одиозная женщина! – сказала ему, что он скоро станет рогоносцем, если женится на девушке, которая ему в дочери годится. Какая вульгарность! Я всегда радуюсь, что она не умерла раньше, чем смогла убедиться в моей порядочности и была вынуждена признать, что судила обо мне злобно и несправедливо. Но они все не любили меня, а уж Филипп – так положительно меня ненавидел! Он был весьма неприятный мальчишка – такой же самодовольный, как и теперь! Но я наперекор всему вышла замуж за сэра Тимоти и искренне к нему привязалась. Он мечтал о наследнике, и, когда родился Торкил, его благодарность не знала границ. Его первая жена была равнодушна к лондонской жизни, поэтому городской дом Брумов был продан, но, зная мою любовь к Лондону, он купил для нас дом на Беркли-стрит. Как я была тогда счастлива!.. Целых три года! Один сезон в Лондоне; затем Брайтон; затем снова в Лондон на несколько недель; визиты к нашим близким знакомым, большие домашние приемы, не просто так! Все мы были театралы: я помню спектакль «Кто последний?» в театре «Прайори», в Станморе, где леди Кэйр играла главную роль, – очень смешной фарс, и прекрасно поставленный! Мы устраивали вечеринки и здесь – обычно во время охотничьего сезона. Однажды я устроила здесь рождественский вечер. Это был триумф, просто триумф! А еще…
– А где же был Торкил? – прервала ее Кейт. – Вы брали его с собой?
– Боже правый, конечно нет! Одно время я оставляла его в Лондоне, но там он все время болел, и сэр Тимоти стал бояться, что мы его потеряем. Тебе, наверное, говорили, что все его дети от первого брака умерли. Поэтому я отправила Торкила вместе с кормилицей сюда.
– Как вы могли выдержать расставание с ним! – воскликнула Кейт, не успев себя сдержать.
– Милое дитя, я никогда не скрывала, что не отношусь к числу тех женщин, которые кудахчут над своими детьми! По чести сказать, я нахожу их невыносимо скучными! Они вечно причитают, распускают слюни, жалуются на болезни! Притом кормилица управлялась с ним гораздо лучше, чем смогла бы я… если бы у меня было на это время. Роль хорошей хозяйки салона требует массу сил и времени, скажу я тебе. А я была хорошей хозяйкой. И вдруг все это кончилось…