Всевластие любви - Страница 37

– Нечто, отличающееся высшим качеством, сэр, если верить словарям. – Он помолчал, чтобы усилить эффект от своих слов, а затем спросил: – Могу я, в свою очередь, осведомиться, как чувствует себя ваш пациент?

– Вас интересует сэр Тимоти, мистер Филипп? – парировал удар доктор Делаболь, показывая, что он тоже не новичок в словесных поединках. – К сожалению, не очень хорошо. Состояние его здоровья, вы знаете…

– Нет, я интересуюсь самочувствием моего кузена Торкила, – сказал Филипп, бесцеремонно перебивая доктора. – Леди Брум только что сообщила мне, что из-за прошедшей грозы у него ужасно разболелась голова.

– Увы, это так! – подтвердил доктор, с грустью качая головой. – Надо надеяться… Впрочем, мы еще так мало знаем о том, как влияет на человека атмосферное электричество! Мне пришлось дать ему успокоительное. Конечно, лучше было бы не прибегать к этому средству, учитывая, что пациент еще слишком молод. Прежде всего я прилепил ему на затылок пластырь и сделал припарки для ног, но эти меры ничуть не облегчили того, что вы назвали ужасной головной болью, поэтому мне ничего не оставалось, как прописать Торкилу болеутоляющее средство. Сейчас он спит, но, когда проснется, я думаю, ему будет лучше.

– Правда, он будет несколько вял, но для вас это не важно. А как дела, доктор, у верного Баджера? – любезно осведомился Филипп.

– У Баджера? – повторил доктор в изумлении.

– Да, у Баджера! Я его сегодня утром случайно увидел, и он странно выглядел, как будто всю ночь дрался с кем-то и тот его хорошенько отделал.

– А, – произнес доктор, смеясь. – Мы давно уже перестали задавать лишние вопросы, когда наш добрый Баджер возвращается в Стейплвуд после выходного. У него всего один недостаток: когда он выпьет лишнего, то непременно лезет в драку!

– Да что вы говорите! За ним этого никогда не водилось! Я не помню даже, чтобы он когда-нибудь напивался, – сказал Филипп, припоминая о чем-то. Он с невинным видом улыбнулся доктору и произнес еще более любезным тоном: – Вы ведь знаете, что он был моим воспитателем, когда я был ребенком. Впрочем, вы не можете этого знать – вас тогда здесь не было.

У Кейт создалось впечатление, что Филипп припер доктора к стене. Она кинула быстрый взгляд на доктора, поскольку ей показалось, что в его улыбке промелькнула злоба. Но, увидев, что Кейт смотрит на него, доктор улыбнулся во весь рот и ответил с нарочитой веселостью:

– Но это же было тысячу лет назад, сэр! Баджер теперь уже не молод и, боюсь, иногда испытывает потребность в возбуждающих средствах.

Тут в разговор вмешалась леди Брум.

– Надеюсь, ты объяснишь мне, Филипп, какое тебе дело до недостатков Баджера или любого из моих слуг? – произнесла она недовольным тоном.

– Неужели вы и вправду на это надеетесь, мэм? – спросил Филипп, глядя на нее оценивающим взглядом.

Леди Брум пожала плечами:

– Ну, если тебе не хочется, можешь ничего не говорить. Меня это абсолютно не интересует. Доктор Делаболь, я хочу вам кое-что сказать – не пройдете ли вы в мою комнату? Кейт, мое дорогое дитя, сходи, будь добра, к миссис Торн и попроси ее сейчас же принести мне все счета!

– Да, я схожу, мэм, – ответила Кейт, слегка озадаченная таким неожиданным поворотом дела.

– Не очень-то красиво с ее стороны так поступать, – заметил Филипп, когда леди Брум, сопровождаемая доктором, удалилась. – Не думаю, что миссис Торн надо напоминать о ее обязанностях. Просто у Минервы сегодня день сведения счетов! Впрочем, по выражению вашего лица я вижу, что вы так не считаете, а кроме того, собираетесь дать мне хорошую отповедь.

– Вовсе нет! Я отправляюсь выполнять данное мне поручение только ради того, чтобы лишить вас возможности злословить по поводу тети за ее спиной!

С этими словами Кейт вышла из комнаты, но через двадцать минут встретила Филиппа на террасе. Он стоял, задрав голову, и глядел на крышу. Как ни в чем ни бывало, он сказал:

– В трубу, наверное, попала молния. Посмотрите, какая на ней огромная трещина.

Кейт посмотрела туда, куда указывал Филипп.

– А она не обрушится? – спросила девушка.

– Вполне может обрушиться. Нужно предупредить дядюшку, чтобы он послал людей осмотреть трубу.

– Да, сделайте это, прошу вас! – искренне обеспокоенная, попросила его Кейт. – Если она упадет, то может кого-нибудь убить! И тогда вновь во всем обвинят вас, не так ли?

Филипп нахмурился, но потом лицо его озарила улыбка:

– А, вы вспомнили о той плите, которая однажды упала перед носом у Торкила? Он ужасно перепугался, а поскольку мы с ним в тот момент были в ссоре, он решил, что я хочу его убить, хотя как, спрашивается, я мог подстроить, чтобы эта плита упала как раз в то время, когда там окажется Торкил? Или почему он решил, что я хочу расправиться с ним? Впрочем, это одному Богу известно. А он что, до сих пор помнит этот случай?

– Да, когда на него нападает тоска, он начинает это вспоминать. Я думаю, вы знаете, как он любит воображать то, чего на самом деле не было. Впрочем, по моему мнению, этот недостаток присущ романтически настроенным мальчикам. Обычно они воображают себя героями своих собственных фантазий. Но Торкил не такой, как все. По крайней мере, он не воображает себя героем-победителем. Ему больше по вкусу роль жертвы. И должна вам признаться, – откровенно заявила Кейт, – что я тоже считаю его жертвой. Не побоюсь сказать вам, сэр, что я считаю доктора Делаболя сущим наказанием! Поэтому нельзя обвинять Торкила в том, что он ненавидит доктора. Ведь тот всегда говорит невпопад! Вы оказали мне честь, сказав, что я знаю секрет, как управлять Торкилом, – да, наверное, я действительно его знаю! Что бы ни случилось, он никогда не ведет себя со мной так же грубо, как со всеми остальными. Я, конечно же, понимаю, какое беспокойство внушает моей тетушке неустойчивое здоровье Торкила, но я думаю, что было бы лучше, если бы ему давали побольше свободы и… обеспечили бы ему более подходящую компанию.