Всевластие любви - Страница 91

– О, Филипп, Филипп! – взмолилась Кейт. – Как вы можете такое говорить! Если Торкил подвержен болезням, разве удивительно, что она держит доктора Делаболя в Стейплвуде! И сэр Тимоти тоже! Нет, это несправедливо, я не желаю вас слушать! – Она бросила взгляд на каминные часы и вскочила. – Боже правый, уже почти одиннадцать, а я сказала шеф-повару, что буду у него не позже пол-одиннадцатого! Он желает получить мои распоряжения на сегодня. Я надеюсь, от меня потребуется только взглянуть на счета покупок и одобрить его действия; иначе я изобрела бы какую-нибудь мигрень и послала бы сказать, что не в состоянии выходить из комнаты.

Кейт направилась к дверям, но Филипп забежал вперед и загородил проход, положив руку ей на предплечье.

– Подождите! – сказал он. – Вы считаете, что я несправедлив. Но поверьте хотя бы, что то, о чем я вам говорил, проистекает не от предвзятости! Если бы я мог доказать, что ошибаюсь, я бы сделал это с радостью, уверяю вас!

Она трепетно улыбнулась ему и сказала просто:

– Я верю. А теперь пустите меня! Если Гастона заставить еще ждать, его чувства снова будут оскорблены, и он опять вознамерится немедленно покинуть Стейплвуд!

Филипп убрал свою руку и отворил дверь. Лицо его было сурово, и глаза выражали тревогу. Заметив это, Кейт поцеловала свои пальцы и быстрым движением, проходя мимо, коснулась ими его щеки. Его суровость исчезла, он даже улыбнулся, но тревога в глазах осталась.

Глава 18

Когда Кейт закончила длительные переговоры с шеф-поваром, еще более длительные с экономкой и вытерпела медлительную болтливость старшего садовника, было уже далеко за полдень, и она почувствовала, что вполне готова к полднику. Она уныло подумала, что нет ничего на свете более изматывающего, чем обязанность выслушивать бесконечные бессвязные монологи, притом абсолютно не представляющие интереса. Шеф-повар, не удовлетворившись одобрением его обеденных раскладок, представил ей на выбор несколько вариантов; при этом он с таким энтузиазмом описывал свои методы приготовления различных блюд и зашел при этом так далеко, что даже не скрыл, какую траву он использует для придания особого нежнейшего аромата соусу собственного изобретения. Миссис Торн с равным энтузиазмом описывала со множеством жутких подробностей все болезни, которыми она страдала; а Рисби, садовник, увидев, что Кейт направилась в розарий с корзинкой в руке, пошел следом, неотступно наблюдая за ней подозрительным взглядом и бормоча, что негоже срезать цветы в самую жару. Он долго ходил за ней, утомительно живописуя правила ухода за садом, с экскурсами в различные методы выращивания растений, которые, по его мнению, отличаются особой нежностью и чувствительностью. Избавившись от него наконец, Кейт подумала, что эти потоки красноречия обрушились на нее потому, что леди Брум никогда не позволяла слугам говорить с ней ни о чем, кроме их непосредственных обязанностей, – никому, даже миссис Торн, которая перешла в Стейплвуд из дома Молвернов и была ей рабски предана. Все слуги испытывали перед ее светлостью постоянный ужас, и единственной, к кому леди Брум проявляла снисходительность, была Сидлоу.

Пеннимор встретил Кейт, входящую в дом, известием, что мистер Филипп повез сэра Тимоти покататься в тильбюри. Он просто сиял от радости, и Кейт сказала:

– Что ж, я очень рада! Сэру Тимоти это пойдет на пользу!

– Да, мисс, это пойдет ему на пользу, я так и сказал Тенби, а то он сомневался, по силам ли поездка сэру Тимоти. «Если сэру Тимоти взаправду захотелось покататься, – сказал я, – это ему не повредит!» На что ему нечего было возразить, потому что он не хуже моего знает, что мистер Филипп будет за дядей смотреть и сразу повернет назад, если заметит, что сэр Тимоти утомился. Удивительное дело, как хозяин взбадривается, когда приезжает мистер Филипп! Словно заново рождается, можно сказать! А теперь, мисс Кейт, если вам будет угодно отдать мне вашу корзинку, я поставлю цветы в кувшин с водой, пока вы будете в столовой. Полдник ждет вас в Алом салоне.

Доктор Делаболь также дожидался Кейт. Он с видимым наслаждением поедал клубнику и не замедлил порекомендовать это блюдо Кейт, говоря, что ягоды были собраны утром и еще хранят солнечное тепло. Поскольку солнце буквально лилось во все окна, слова доктора не казались особенно удивительными, но доктор продолжал болтать, расписывая, насколько полезнее ягоды, только что собранные и съеденные прямо с грядки, по сравнению с купленными в Лондоне, а также обращая внимание Кейт на особенные качества клубники, выращенной в Стейплвуде.

– Я никогда не едал ничего вкуснее! – с искренним чувством говорил он. – Впрочем, в Стейплвуде все необычайно вкусное! Талант ее светлости, который так ярко проявляется в устройстве цветников, радующих взор, не мешает ей заботиться и о пище для бренного тела. Это потрясающая женщина, и я убежден, что вы со мной согласитесь. Просто потрясающая! Под ее надзором находится абсолютно все! Она указывает даже, какие овощи надо выращивать, а уж фруктовые деревья, вы сами знаете, здесь необыкновенно разнообразны.

– А как тетушка чувствует себя сегодня? – спросила Кейт, колеблясь в выборе между ветчиной и холодной говядиной.

– Не так хорошо, как мне бы хотелось, – отвечал Делаболь, – но лучше, решительно лучше! Как я и предсказывал, сегодня с утра она настроилась вставать. И сразу захотела повидаться с вами! Ни с кем другим я бы ей говорить не разрешил, но вам, я знаю, можно доверить ее здоровье и нервы. Возможно, вам кажется, что я устраиваю много шума из ничего; ее светлость в этом просто уверена! Но правда такова, – хотя она растерзала бы меня за эти слова! – что она еще не вполне пришла в себя. Эти желудочные симптомы – не шутка. А у нее был особенно жестокий приступ: честно скажу, я был чрезвычайно встревожен!