Всевластие любви - Страница 80

– Вы софист, любовь моя, – и весьма искусный!

– А кто это? – подозрительно спросила Кейт.

– Тот, кто рассуждает напоказ! – смеясь, ответил Филипп.

– Я вовсе не рассуждаю напоказ! – возмутилась она. – Как можно быть таким невоспитанным!

– А мы с вами еще не в церкви! – поддразнил Филипп.

– Да уж догадываюсь! – сказала она, осторожно высвобождаясь из его объятий. – Нам необходимо все обсудить – и пожалуйста, без легкомыслия! Сядьте. Нам никто не помешает: Торкил и доктор Делаболь поехали в Маркет-Харборо, а тетушка, как вам известно, нездорова. Это и является одной из главных причин, почему я не собираюсь мчаться в Лондон. Ведь это будет расценено так, будто тетя со мной плохо обращалась, и я воспользовалась ее болезнью, чтобы сбежать отсюда! Вы же знаете, какие пойдут слухи! А ведь это более чем несправедливо! Чем бы она не руководствовалась для того, чтобы привезти меня сюда, я не видела от нее ничего, кроме добра, и я не могу покинуть Стейплвуд в спешке, которая изумит всех, кому известно, что я собиралась пробыть здесь до конца лета, и породит всяческие догадки по поводу моего бегства. Ведь вам самому это не понравится!

По выражению лица Филиппа было заметно, что эта мысль не приходила ему в голову. Он воскликнул:

– Нет!

– Разумеется, нет! Мне бы это тоже не понравилось. И ради Бога, не стойте с таким похоронным видом! Меня прямо в дрожь бросает!

Филипп улыбнулся и присел рядом с ней на софу, сказав при этом:

– Хитрая лисица!

– Вовсе нет! Вы не поверите, какая я бываю простодушная!

– Неправда! Если бы вы были простодушной, вы бы здесь не остались!

– Я не боюсь Торкила, – тихо сказала Кейт, – но меня охватывает ужас от одной мысли, что необходимо сказать тете о вашем предложении, Филипп. А сказать придется: исчезнуть, не сказав ей ни слова, было бы низко, вы согласны?

– Вы можете предоставить мне известить ее!

– Ни за что! Это было бы не только невежливо, но и дало бы повод думать, что совесть моя нечиста. Вы лучше сообщите эту новость сэру Тимоти.

– Ну, это просто! Я прямо сейчас и пойду к нему, и у меня есть сильное подозрение, что он будет только рад!

– Я надеюсь, что он будет рад. Он вчера пригласил меня к обеду и оказал мне честь, сказав, что любит меня и хотел бы видеть свою дочь похожей на меня. И я думаю, он был искренен, потому что он предупредил, чтобы я не позволяла ни силой, ни лестью заставлять себя делать что-то противное моему сердцу или, как он выразился, моему здравому смыслу. Я верю, что он сказал это из симпатии ко мне, ведь я знаю, что он предпочитает уклоняться от проблем. Еще он сказал, что я обманываю себя, думая, что тетушка привезла меня сюда из жалости. И что, хотя ему неизвестны причины ее решения, он уверен, что она руководствуется тайными мотивами, а говорить такое о ней ему было, наверное, очень неприятно.

Филипп выслушал Кейт очень внимательно, с выражением растущего изумления на лице, и воскликнул:

– Значит, он вас действительно любит! Я считал, что нахожусь у него в полном доверии, но со мной он никогда не бывал до такой степени откровенным. Я иногда спрашивал себя, искренен ли он с самим собой – позволяет ли он себе замечать неприятные вещи. Больно смотреть, как он увиливает от всего, что может хоть немного нарушить его покой! А ведь он не всегда был таким, Кейт! Если бы вы знали его в те дни, когда была жива тетя Анна, – его счастливые дни!.. Я не стану утверждать, что у него тогда был сильный характер, но… но, хотя сейчас я уже не могу больше уважать его, я никогда не забуду, сколь многим я обязан ему, и не перестану любить его! Я говорю сумбурно… Я бы хотел, чтоб вы поняли…

Кейт была очень тронута его словами и мягко произнесла, положив ладонь на его стиснутые руки:

– Я понимаю. Я сама чувствую то же, что и вы: он человек слабого характера, но очень обаятельный. Я полюбила его с того самого момента, когда впервые увидела, и я легко могу понять ваши чувства – и даже то, почему вы не любите мою тетушку, а о своей отзываетесь с благоговением. Сэр Тимоти рассказал и об этом, по его словам, она была ангелом.

Филипп кивнул, кусая губы.

– Она не была особенной красавицей или умницей, но сколько в ней было доброты! В те дни Стейплвуд был моим домом, а не… не выставочным экспонатом! И мой дядя дорожил им, как теперь не дорожит! Возможно, Минерва улучшила сады, но он-то, пока не ушло здоровье, заботился о своей земле! Я недавно объехал все поместье и честно признаюсь вам, Кейт: моя земля в лучшем состоянии! Минерва рассуждает бойко, но она ничего не смыслит в сельском хозяйстве. Она полагает, что если этот малый, который стал бейлифом после старого Уолли, льстит ей, то, значит, он молодец. Отнюдь нет! И дядя, наверное, знает об этом, ведь он всего несколько месяцев как перестал объезжать поместье, но это, похоже, его не волнует!

– Это так, – печально согласилась Кейт. – Он сказал мне, что к концу своих дней я тоже обнаружу, что меня уже ничто не способно взволновать. Я еще подумала, что в жизни не слышала ничего печальнее.

Филипп помолчал минуту-другую, а когда заговорил снова, голос его был сумрачен:

– Может, это и к лучшему.

Кейт, поколебавшись, спросила:

– Вы имеете в виду, что в Стейплвуд грядет беда? Речь идет о Торкиле, не так ли?

– Боюсь, что да.

– Филипп, Торкил что – безумен? – с ужасом в глазах спросила Кейт. – Нет, я не могу в это поверить!

– Годами я пытался не верить этому, но нельзя не видеть: вопреки ожиданиям, что Торкил перерастет свои странности, он стал только хуже. Я думаю, что он опасен, Кейт, и я знаю, что он способен на насилие. Если он возбужден, если ему противоречат, то ярость словно затмевает его разум, и он подчиняется одному инстинкту. А инстинкт этот – убивать. Вот почему…