Всевластие любви - Страница 75

Поскольку оба джентльмена вращались в одних и тех же кругах, они охотно впадали в воспоминания; а так как оба были к тому же землевладельцами и знатоками сельского хозяйства, то от воспоминаний слово за слово они перешли к таким плодотворным темам, как правонарушения арендаторов и тупоголовость фермеров; и только когда они добрались до библиотеки, Филипп повторил свой вопрос. К этому времени мистер Темплком сумел придумать кое-какие проблемы сева озимых, по которым он хотел бы получить консультацию, – если бы не знал о современных методах земледелия столько же, сколько и его друг. Филипп с готовностью поделился с ним своим опытом, но не был введен в заблуждение, и когда мистер Темплком открыл было рот, чтобы поспорить, и тут же закрыл его снова, он сардонически усмехнулся и сказал:

– И это все, что ты хотел спросить? Ну-ка, Гарни, раскалывайся!

– Ты прав! – признался мистер Темплком. – На самом деле я не об этом хотел тебя спрашивать. Дело чертовски деликатное, и я не стал бы ввязываться в него, не будь ты моим другом. Или если бы ты часто ездил в Стейплвуд, как и раньше. Но меня преследует мысль, что ты можешь ничего не знать, и с моей стороны было бы не по-дружески играть в молчанку.

– Могу не знать о чем? – ровным голосом спросил Филипп.

Мистер Темплком взял графин с бренди и снова наполнил оба стакана. Сделав укрепляющий глоток, он произнес:

– Не стоит ходить вокруг да около. Речь о Торкиле. Люди начинают болтать, Филипп.

– О чем болтать? – Филипп говорил все так же ровно, но голос его посуровел, и взгляд стал беспокойно искательным.

– Ну, что он какой-то чертовски странный. Во-первых, непонятно, почему Минерва держит его при себе. Трудно ожидать, что люди поверят разговорам о его нездоровье, когда они видят, как он носится по округе во весь опор на своем бешеном кауром коне. Я и сам не верю! Да и ты достаточно ясно намекнул мне в свое время, что мне не следует допускать, чтобы он вился вокруг Долли, разве нет?

– Да, но чрезвычайно неохотно! Я не мог позволить… Но я мог бы не тратить сил: Минерва сама была против этой женитьбы, что подтвердило мои подозрения. При обычных обстоятельствах это был бы вполне желательный брак, но в том-то и дело, что обстоятельства необычны. У твоей сестры слишком много родственников, и ваш дом слишком близко от Стейплвуда. Кстати, она не сильно убивалась по Торкилу?

– Боже, конечно нет! Не скажу, что она вовсе не была им увлечена – он ведь чертовски симпатичный молодой человек, разве нет? – но едва на горизонте появился Амсбери, она влюбилась по уши и больше не вспоминала о Торкиле. Он был здорово задет?

– Да нет, не думаю. Но пойми меня, Гарни, это не предмет для разговора! Это все только предположения – я не могу ничего доказать!

– Все же хорошо, что ты меня предупредил, – сказал мистер Темплком, качая головой. – А то мои косточки перемывались бы по всей Англии, разве нет?

– Да ничего б они не перемывались! – произнес Филипп с досадой. – Прости меня, Гарни, но я действительно в те дни, приезжая в Стейплвуд, изводился страхами, которые не мог обосновать, а следовательно, и высказать вслух. Чем меньше я болтаю, тем лучше, Гарни! Тебе придется смириться со мной. – И добавил, вдруг улыбнувшись: – Это будет не так трудно – ты делал это много раз за последнюю дюжину лет!

– Да поболе, пожалуй! Лет двадцать по меньшей мере! – парировал мистер Темплком. – Тебе же скоро тридцать, правда? Я знаю, что тридцать: у нас с тобой разница всего два месяца. Значит, больше двадцати, клянусь Юпитером! Тебе ведь было восемь лет, когда ты поселился у дядюшки, не так ли?

– Да, но тебе не приходилось смиряться со мной в те времена! – возмутился Филипп.

– Да, в самом деле? Я разве бывал когда-нибудь первым в классе? А разве я обладал естественными дворянскими правами? Разве я…

– Нет, Гарни, нет. Честность обязывает меня признать, что ты не «разве»! А славные были денечки, правда?

– Зависит от точки зрения на них, – язвительно ответил мистер Темплком. – Не будучи столь сильным, как ты, я, как правило, глядел на них снизу вверх!

Он взболтал виски, крутнув стакан, поставил стакан на столик и сказал совершенно другим голосом:

– А у себя в мансарде Торкил такой же странный?

– Так люди говорят?

– Люди шепчутся. Это я говорю.

– Могу дать лишь один ответ: не знаю.

– Но ты подозреваешь, разве нет?

– Подозреваю я уже много лет. Сначала это была мысль, промелькнувшая и пропавшая. Он был болезненным ребенком, и естественно было предположить, что его телесные хвори сказываются и на его нервах. Я вспоминаю судорожные припадки, случавшиеся с ним в раннем детстве. Если где-то в округе появлялась какая-нибудь инфекция, он ее обязательно подхватывал. Он страдал также сильными головными болями, так что все с ним возились и нянчились, пока он вконец не испортился. Стоило кому-нибудь сказать ему слово поперек, он впадал в неуправляемую ярость. Единственный человек, который справлялся с ним, – это Минерва. Она установила над ним непререкаемую власть: он боялся ее и боится до сих пор.

– Что ж, это меня не удивляет, – с чувством заметил мистер Темплком. – Я тоже ее боюсь! Эта женщина внушает мне ужас!

– О да! Во всяком случае, она внушает ужас Торкилу. По мере того как он рос, здоровье его укреплялось, – я думаю, благодаря Делаболю. Но в школу его решили не посылать. Надеялись, что по мере возмужания его здоровье поправится. И физически, я думаю, он здоров. А вот умственно – полагаю, ему даже стало хуже. Последнее время я замечаю в нем тревожную перемену. Но это не для распространения, Гарни!